Четыре бездны. Казачья сага

Дома служивого встретили с нескрываемой радостью. Несмотря на позор, учинённый снохой, отставной урядник Донского Атаманского полка Степан Кондратьевич Некрасов позвал на встречу сына много народу и по старинному обычаю поставил на стол две цебарки водки.

В хуторе Дмитрия уважали за недюжинную, безобидную для мирного люда силушку, восхищались его отчаянной, непоказной храбростью, пугавшей любого врага, и любили за умение незлобно подшутить над кем-нибудь, порой, даже над самим собой. Поэтому опроведать его и заодно порасспросить о войне пришли не только родственники и соседи, но и многие казаки с окраин хутора. Не показывались на его глаза только бойкие жармелки, обычно любившие докучать отпускникам.

Разговор большей частью не клеился. Всегда весёлый и шутливый, но в тот день угрюмоватый Дмитрий отвечал на вопросы казаков скупо, с неохотой. Подвыпивший отец был недоволен. Горячился:

- ТьI, Митрий, не выкобенивайся. Уваж народ. А то я тя, молокососа, кнутом выпорю!

- Тю!.. Идол! Залил глаза! Рази же ему зараз до этого? - горой стала на защиту сына Прасковья Афанасьевна.

- Не позволю из-за бабы слюни распускать! - покачиваясь, тяжело встал с лавки раззадоренный Степан Кондратьевич.

- Сядь ты, Христа ради! Не баламуть народ! - прикрикнула на него Прасковья Афанасьевна и на всякий случай отступила на пару шагов назад.

- Старшие мои, энти не такие!.. - недовольно забубнил Степан Кондратьевич деду Примаку в самое ухо, не обращая на жену никакого внимания. - Уж они-то всё до тонкостев порассказали бы. Хоть Данила, хоть Константин.

- Стяпан, ты Митю ня трогай. Яму и так тошно. А то я хучь и кстил тибе, и ты единственный у мине крестовый сын, всё одно велю тя самого жичиной выпороть! - не преминул задиристо заступиться за своего любимчика дед Примак, тоже уже изрядно пьяненький.

Алексей Алексеевич Никитин был родом с хутора Брёхова. Служил в Атаманском полку вместе с Фёдором Барбашовым и с отцом Степана - Кондратием Некрасовым. Когда Алексей пригнал в Ольховый коня Фёдора, Кондратий принял его как брата.

Дожидаясь Фёдора с Серафимой, Алексей жил у Некрасовых и всё заглядывался на вдовую соседушку Дарью Тимофеевну.

Кондратий сам частенько наведывался к ней, но для сослуживца скупиться не стал. По душам поговорил с Дарьей и она согласилась принять Алексея насовсем. С тех пор его иначе, как Примак, никто в хуторе не называл. Сначала с подковыркой, как поддразнивание. Потом, когда Алексей Никитин прилюдно сказал Кондратию: «Ладно, Примак так Примак! Из-за такой бабёночки на чё хош согласный!», обыденно - как имя.

Детей Дарье Тимофеевне Бог не послал, поэтому Алексей по-отцовски привязался к старшему сыну Кондратия. А когда Кондратий, страдавший чахоткой, подхваченной в сырой, туманной столице, умер, а у Степана появились свои сыновья - он полюбил их, как собственных внучат. Особенно обожал младшенького - задиру Дмитрия.

- Нет, молодёжь нынче пошла совсем никудышняя! - осовело говорил всё ещё не успокоившийся Степан Кондратьевич. - Вот хучь взять бы твою Ольгу!.. - подсел он к своему свату Тихону Петровичу.

- Ты меня Ольгой не попрекай! -зло ответил Тихон Петрович. - Я воспитывал её в строгости! А ты тута губы расквасил и проморгал девку! Тебе и позор!

- Это хто губы расквасил?! - грудью надвинулся на свата Степан Кондратьевич, но Прасковья Афанасьевна вовремя подбежала к спорщикам и всунула между ними свою полную грудь.

- Эх, твою мать! Велела же мне моя Макаревна сидеть дома! Нет, понёс чёрт! - сокрушаясь, потянулся Тихон Петрович за недопитой рюмкой.

- Митрий, а иде же ты беглецов догнал? - желая разрядить обстановку, басисто загудел с дальнего края стола Леонтий Сетраков, приходившийся Дмитрию родным дядей по материнской линии.

- Возля Дёгтева.

- Гераську-то, небось, насмерть зашиб?

- Ага, гляди, запросто поймаешь того склизкого гада!

- Сплоховал, значить? - огорчённо хмыкнул Леонтий.

Так он же, как козёл, забился в густющие терны и носа оттуда ни разу не высунул. Вражина!

- Ну так и чё?

- Дядя Леонтий, - укоризненно показал Дмитрий глазами на свою пораненую руку. - Как я в колючки полез бы?

- Это понятно. А Ольгу-то как выманил? - не унимался дядя, немало выпивший за здоровье племянника.

- Гераська сам выпихнул. Ему своя шкура дороже.

- Митя, хорош бузить! Покажи-ка народу свово азията! - приказал дед Примак, решивший разом покончить со всеми спорами.

- Это можно!.. - засуетился Дмитрий, только и мечтавший поскорее вырваться из-за стола.

***

- Антиресный кзимпляр! Необнаковенный! Давай, Димитрий, демонстрируй нам, на что годна сия бестия неуклюжая! - петушком скакал вокруг ослика восхищённый дед Примак и сыпал искажёнными грамотными словечками, заученными ещё на службе в столице.

- Сам ты, дедуня, неуклюжий! - обиделся Дмитрий. - Да он, если хошь знать, потянет ничуть не меньше жеребца!

- Куда ему, вислоухому, супротив жеребца!..

- Больно малорослый!.. Прямо коротышка!..

- Да и вид какой-то жалостливый!..

Смеялись казаки, столпившиеся на базу у Некрасовых. Каждый старался сказать на чужеродное животное что-нибудь поязвительнее и как можно потешнее.

- Не-е-ет! - утвердился в своём мнении Леонтий Сетраков, придирчиво оглядывая ослика со всех сторон. - Этот сроду не потянить больше жеребца!

- Потянет, дядя Леонтий! Потянет! Спорим на литру водки! - загорячился Дмитрий, не вынеся насмешек казаков.

- На литру водки?! - восхищённо воскликнул дядя.