Четыре бездны. Казачья сага
- Автор Сергей ХОРШЕВ-ОЛЬХОВСКИЙ
- Добавить комментарий
Степан набрал полную грудь воздуха и с облегчением выдохнул:
– Насовсем!
– Это правильно. Дома завсегда лучше, – обрадовался дядя и пододвинул поближе к племяннику сковородку с картошкой. – Ешь, да подюжей. А мы с Николкой пойдём на баз прибираться.
– И я с вами! – подскочил с места Степан.
– Нет-нет! Оставайся! – категорично возразил Константин. – И ты оставайся за канпанию, – приказал он Николаю. – Я сам нынче разберусь со скотиной.
– А с Дуней как?.. – спросил Николай Степана, когда отец вышел из комнаты. – Сойдёшься?
– На это надежды мало.
– Отчего же? Надежда всегда должна быть.
– Разбитого, боюсь, не склеить. Да и дочь у неё взрослая. Красавица!
– Надежда Барбашова - видная девка. Кто только не сватался к ней – всем от ворот поворот вышел. Некогда ей, видишь ли. Коммунизм строит. И причём у неё есть искренняя надежда построить его. А у тебя в более простом деле нет надежды.
– Интересно, почему она не Бушуева?
– Дуня развод оформила со своим супостатом. Тебя ждала.
– Не может быть! Меня же все убитым считали!
– Это точно. Да только не она. Я сколько раз говорил ей: «Выходи за меня». А она всё твердит: «А если вернётся?». Так и остался из-за неё холостым.
– Не ожидал такого!.. – ревниво буркнул Степан. – Не ожидал.
– Не стреляй в меня так своими зелёными глазищами! Не стреляй! Я тоже тебя погибшим считал! – стал оправдываться Николка. – Я же хотел как лучше. Чтобы не маялась она одна с дитём малым. Да и любил я её с детства втихаря...
– Ладно, что было, то было, – отодвинул Степан от себя сковородку с жареным картофелем. – Я сам небезгрешен. Хоть и не по своей воле, а всё ж таки был женат. И жил счастливо.
– Да ты ешь! Ешь! – услужливо толкал Николай сковородку обратно к Степану, понимая, что сболтнул в данной ситуации лишнее. – Картошка хорошая. На сале жареная. С луком.
– Нет, я лучше за двором на лавке посижу. Мозгами пошевелю, – встал из-за стола Степан. – А потом пройдусь по хутору, с людьми поговорю.
– Только с Ефремом будь поосторожней. Особо не доверяйся.
– Это ещё почему? Он же дружок наш по игрищам. И родня, как-никак.
– Да сволочной он стал. Завистливый. Петра из хутора выжил из-за должности. И тебе запросто может навредить.
– Мне-то за что?
– За Дуняшку. Этот гад приставал к ней в голод. До сих пор не успокоился. Он у нас, видишь ли, бригадир. Могёт против шерсти погладить, паразит!
– Ничего, разберусь как-нибудь, – угрюмо буркнул Степан, не придавая особого значения словам Николая.
* * *
С работы Надя вернулась как-никогда рано. Игриво подбежала к матери, расцеловала её в обе щёки и затараторила:
– Мамочка!.. Мамочка!.. Что я тебе расскажу!..
– Что, Наденька? Что, комсомолка моя дорогая?.. – улыбнулась Дуня, весьма удивлённая выходкой обычно сдержанной в эмоциях дочери, и стала нежно гладить ладонями её волосы. – Что-то раньше ты не была такая ласковая. Влюбилась, что ли?
– Мамочка, в наш хутор пришёл чужой мужчина! Представляешь?
– Представляю, – ещё шире улыбнулась Дуня. – Но с трудом.
– Если бы не он, быть бы нашей бригаде в отстающих! Золотые руки у человека! Враз трактор починил! И из себя ничего, хоть и не первой уже молодости. За такого и я бы замуж выскочила. Надёжный он. Сразу видно.
– А зачем он пришёл? – тотчас сошла улыбка с лица матери.
– Жить. Он из нашевских. Двадцать лет в хуторе не был.
– И чей он? – выпустила дочь из объятий Дуня и обессиленно прислонилась к стене.
– Мой будет!
– Не дури! Говори правду!
– Не знаю. Сама спросишь, коли так интересно. Я в гости его позвала.
– И ты думаешь, придёт?
– Придёт, куда он денется!.. – балуясь, вприпрыжку заскакала Надя к окну, как резвая, задиристая козочка, и, набросив себе на голову тюлевую занавеску, стала вглядываться в поздние весенние сумерки. – Ой!.. – пискнула она вдруг. – Да он уже пришёл! У плетня стоит, а войти не смеет.
– Зови, раз пришёл, – приказала мать, бледнея.
Надя тотчас выпорхнула на улицу и за руку, словно на прицепе, втащила в хату своего нового знакомого.
– Стёпа!.. – со счастливым стоном бросилась Дуня к гостю на грудь. – Живой! Я всегда это знала! Всегда! Где же ты столько лет пропадал?..
– Да война это всё. Война проклятая, – застыл на одном месте Степан.
– Во даёт! А говорил, Иван, обманщик! – занервничала Надя, и на её правдиво-чистые голубые глазки навернулись слёзы.
– Иваном я стал, когда память потерял, – сказал гость, смущаясь. – А до этого был Степаном и с мамкой твоей бегал на игрища.
– А что же ты, помощничек, сразу мне об этом не сказал? – всхлипнула Надя.
– Не думал, что ты меня знаешь.
– Знаю! Ещё как знаю! Это отца она никогда не вспоминает! А тебя-а!..
– Видно, не вовремя я?.. – в замешательстве сказал Степан, вопросительно глядя на Надю. – Пойду, наверно.
– Да чего уж там. Оставайся, раз пришёл. Угощать будем, – снисходительно, но всё ещё с явной обидой в голосе сказала Надя.