Уже очевидно, что перезимовала наша фауна практически без потерь. Об этом редакции рассказали председатель общества Г. В. Шеховцов и егерь Миллеровского охотхозяйства В. И. Меркулов.
Итак, по предварительным подсчетам на территории района сегодня обитают из диких хищников: порядка семи десятков лис, два с половиной десятка волков и полсотни куниц. Копытных по сравнению с 7080 годами немного — 163 косули, но и это прогресс. Благодаря заботе егерей поголовье начало немножко расти. Лосей, живших ранее в наших лесах, теперь на постоянном проживании нет. Бывшего когда-то многочисленным кабана из-за угрозы африканской чумы свиней тоже практически извели.
Что касается других видов, то барсуков насчитывается до 50 голов, бобров — 30. Зато поголовье зайца составляет до трех тысяч голов и чуть более 2,5 тысячи — сурка. Лучше ситуация с пернатой дичью. Только охотничьих видов, таких как перепел, бекас, дупель, утка, куропатка, гусь, фазан, голубь и других, насчитывается свыше семи тысяч голов.
Как видим, животный мир наших степей и перелесков хоть и не особенно велик и разнообразен, но он есть. Пока. Серьезные опасения сотрудников охотхозяйств (напомним, их у нас в районе семь и они, по сути, единственная служба, которая занимается отслеживанием и регулированием численности дичи, а также попытками её сохранить) вызывает воздействие на животный мир так называемого антропогенного фактора, то есть людей. Речь идет не об охотниках — там как раз все ясно и прозрачно: разрешения выдаются на малый процент и ощутимого вреда популяции того или иного вида не наносят. К тому же охотиться можно далеко не на всех: из 17 позиций разрешены только 8. А вот браконьеров это никак не волнует, они бьют все, что, как говорится, «ползает и летает».
Огромный вред природе наносят и палы сухой травы. Зачастую жгут её (чтобы выросла молодая и свежая) фермеры, которые занимаются заготовкой и продажей сена. И не думают о том, что степь — это дом для многих мелких зверушек и пернатых, которые не всегда успевают убежать от огня. Та же фазаниха будет сидеть на яйцах до последнего. Сколько раз, приезжая на места палов, егеря сталкивались с жуткой картиной: когда по выпаленной земле на обгоревших, негнущихся лапах, как на ходулях, ковыляет от выгоревшего гнезда и потрескавшейся от жара яйцекладки оставшаяся на этот сезон без потомства самочка.
Но страдает не только природа, животный мир. Все это бумерангом возвращается к человеку. Скажем, уменьшение числа пернатых автоматически означает увеличение количества насекомых, в том числе и таких смертельно опасных для людей, как клещи.
Если мы окончательно истребим кабана, считают егеря, то лет через десять-пятнадцать можем распроститься с итак немногочисленными в нашей местности лесами. Дело в том, что кабаны в поисках желудей-корешков подрывают пласты слежавшейся листвы, тем самым подсушивая почву, пропуская к ней воздух. Если этого не будет, корни деревьев под спрессованным настом просто сгниют.
Еще одна большая проблема — это уменьшение численности бабаков (байбаков, сурков). Главные их враги на сегодняшний день не волки с лисами, и даже не охотники с браконьерами, а, казалось бы вполне мирные, фермеры. Многие считают, что бабаки делают потравы на их полях. Действительно, если поле подсолнечника находится рядом с сурчиной колонией, грызуны обязательно воспользуются случаем зайти на него полакомиться. От этого есть простой рецепт — опахать поле бороздой пошире. Но наши фермеры предпочитают не то, что опахиваться, но еще и залезть поглубже в степь. А с сурком борются с помощью ядовитых таблеток, от которых вымирает вся колония.
Пока что о какой-либо экологической роли сурка неизвестно, но имиджевая точно есть. Наш регион, пожалуй, одно из немногих в стране мест, где водится бабак. Охота на него — особое увлечение людей, готовых ехать издалека и платить за это немалые деньги. А мы вместо того, чтобы разводить это животное и с его помощью создавать району бренд (в данном случае охотничьего туризма), губим бабака почем зря.
