— Это лисичка-сестричка встретила меня в поле и прислала тебе гостинец.
Ничего и никогда более я не ел с такой радостью и с таким азартом. Это осталось в памяти на всю жизнь. Я тоже носил в кармане конфетки, когда мои дети были маленькими, и всегда уверял их, что это лисичка-сестричка прислала или зайчик-попрыгайчик.
Папа привил мне чувство любви к родине. Он беззаветно любил землю, на которой родился. Он страстно любил запах полей — запах пшеницы, кукурузы, разнотравья, запах полыни и чабреца. Он страстно любил звуки полей -звонкие, радостные переливы жаворонка высоко-высоко в небе, в ослепительных лучах утреннего солнца; стрекотанье кузнечиков и гудение шмелей в разгар дня; убаюкивающую песнь перепелов на вечерней заре; да полуношный скрежет сверчков. А ещё он испытывал страсть к езде — к путешествиям, к познанию мира. Он любил колесить на мотоцикле, при любом удобном случае, по близлежащим хуторам и станицам, приучив к этому и маму. Любил он и дальние поездки по необъятной стране — но отлучался с малой родины всегда ненадолго, только на недельку-другую. И мечтал, чтобы я тоже, выучившись, вернулся в родные края. Но именно папа невольно подтолкнул меня к тому, что я оказался надолго вдали от земли, на которой появился на свет и на которой вдохнул свой первый глоток воздуха, и на которую теперь мечтаю вернуться в конце жизни. «Пусть на денёк, пусть на часок…» Чтобы вдохнуть там и свой последний глоток.
Папа всегда сворачивал, вплоть до последних дней своей жизни, какой-нибудь лощёный плакатик в несколько раз так, чтобы он походил на портмоне и чтобы помещался в потайной карман пиджака, и складывал туда, между свёрнутых прямоугольных страничек, превращавшихся в карманчики, всевозможные записки и квитанции. А когда странички-кармашки истрёпывались, он отдавал их мне для игры и сворачивал из плаката новое подобие портмоне. Однажды вместо плаката ему подвернулась под руку яркая, разноцветная карта мира. Когда она слегка истрепалась, он тоже отдал её мне.
Карта раз и навсегда поразила моё воображение. Я вцепился в неё обеими руками и сразу нашёл Москву, хоть и не умел ещё читать. Затем зазубрил наизусть все страны, все столицы мира, все океаны и моря. И раз и навсегда заболел путешествиями. Мне было тогда пять с половиной.
Папа тоже спас меня от неминуемой смерти.
Будучи шестилетним сорванцом, я один пошёл на огород за молоденькими, пахучими огурчиками. Сорвал парочку и решил попрыгать и покувыркаться через голову по пушистой зелёной травке, недалеко от копанки. Расстояние было вполне безопасным, но я так азартно кувыркался, что голова начисто закружилась, и я угодил-таки в копанку и стал захлёбываться весьма холодной, родниковой водой. Но в истерику, к моей теперешней гордости, не ударился. Стал отчаянно барахтаться и удержался на мгновение на плаву — в это мгновение я умудрился ухватиться за длинный корешок травы, торчавший из земляной стенки копанки, и попытался выбраться самостоятельно без криков и слёз. И мне бы это удалось, да корешок в самый последний момент всё же оборвался. Я упал обратно в воду, опять стал барахтаться, опять ухватился за корешок и опять стал карабкаться наверх. Так продолжалось до тех пор, пока все корешки не оборвались. Я окончательно обессилел, порядком наглотался воды, стал то и дело приныривать в воду, как поплавок во время клёва. Ещё бы минута, другая, и всё! На этом я не выдержал, отчаянно закричал:
— Помогите!
И тут на краю показались носки ботинок — через секунду папа заглянул вниз. Он потом толком не мог объяснить, что же его, всего лишь на минутку заскочившего домой, заставило пойти на огород. Что?
А я могу. Мы с ним одной крови и одной звучной и красивой фамилии от рождения.
РОДНОЙ ВОЗДУХ И РОДНАЯ ЗЕМЛЯ
Где я только ни был, где только ни учился, где только ни работал, с кем только ни встречался, с кем только ни дружил — если перечислить, список займёт места не меньше самого рассказа.
Но первый глоток наичистейшего и наивкуснейшего воздуха я сделал там — на земле, на которой сделал свои первые шаги, на которой произнёс свои первые слова, на которой встретил своих первых друзей, на которой впервые дотронулся до девичьего тела. Всё, что было впервые, всё было там! Даже моя первая профессия — профессия штурвального до сих пор сидит ярким воспоминанием в моём сердце и сознании и до сих пор кажется самой весёлой и романтичной. Так, наверное, на самом деле и есть. Это ведь всё было на родном воздухе и на родной земле, освещённой родными, особыми лучами, особого для той местности солнца.
А ещё Она начинается с запевки скворца, с заветной скамьи у ворот и с каких-то ещё близких нашему сердцу вещей и событий.
Скворца теперь мало кто слушает. А зря. Скворец является явным атрибутом малой родины. Что он только не вытворяет, талантище этакий, на заре. Так за душу и берёт! Это же целый оркестр! Как он только ни щебечет, как только ни свистит, как только ни заливается! Каким только голосам ни подражает! Сам не раз был свидетелем, как бабушка Дуня распекала дедушку Ваню:
— Дед, ты опять гусей не выгнал на траву?!
— Выгнал, с самого утра.
— Да как же выгнал, коль они во дворе гагочут!
— Остепенись! — повышал голос дедушка. — Говорю выгнал, значит, выгнал!
— Тогда гуси вернулись! — упорствовала бабушка.
Они оба поспешно выбегали из свежепобелённой хаты во двор и добродушно ворчали на скворца-пародиста, подражавшего целому стату гусей. Мычал он телёнком, блеял овечкой, и бабушка опять бранила дедушку, что он вовремя не вывел скотинку пастись. А когда выяснилось, что это проделки скворца, они опять добродушно ворчали на него и заодно гордились, что он у них самый умелый из всей округи.
Им было отчего гордиться. Скворец-то даже научился подражать по утрам пускачу трактора, за что его особо хвалил тракторист, у которого поломался будильник.
Раньше в каждом дворе был на длинной жердине скворечник. Если он ветшал или по какой-то другой причине становился непригодным для жилья, хозяева незамедлительно поднимали ввысь новый. А как иначе?! Скворцы, в отличии от людей, всегда возвращаются домой после дальних путешествий, и всегда вовремя. Они своего рода члены семьи — а семья и есть Родина.
Заветная скамья у ворот — особый атрибут. С чего-чего, а с неё тоже начинается Родина. Там мы с ранних лет усваивали разность полов, там завязалась первая дружба, там пришла первая любовь и первые поцелуи, там мы впервые услышали о далёких странах и городах — именно это больше всего врезалось в наши сердца и навсегда осталось в нашем сознании, куда бы судьба нас ни занесла, чтобы с нами ни сотворила, какие бы яркие события нам ни преподнесла. Скамейка за двором останется в нашей памяти навсегда. Чем дальше в глубину лет, тем отчётливее и ярче. Оттуда -от скамьи у ворот — многие из нас разлетелись в разные края, и теперь многие отчаянно ностальгируют и мечтают возвратиться, хотя бы в конце своей жизни. Но многим ли удастся вернуться туда, где навсегда остались дедушки и бабушки, папы и мамы; туда, где самый вкусный воздух и самая вкусная вода; туда, где самая мягкая и удобная под твоей ногой земля; туда, где ещё остались хорошие и верные товарищи; туда, где ещё ставят скамьи у ворот и где по-прежнему чудно поют скворцы и соловьи?…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Понятие Родина — достаточно объёмное. Понятие, с чего она начинается, у каждого своё — список может быть весьма обширным. Но мама, папа, глоток воды и глоток воздуха с клочка той земли, на которую мы впервые ступили, всегда войдут в этот список. Луна, солнце и звёзды, при особом расположении которых мы родились и которые впервые осветили нас особым для той местности, нигде больше неповторимым светом, тоже войдут в этот список. И запахи той местности, и звуки, и люди. Только там — на малой родине, наш организм будет функционировать наиболее благоприятно, только там наша душа будет наиболее умиротворённой. Пусть и окажемся мы там ненадолго -всего лишь на один денёк, всего лишь на один часок.
