Наша семья — мама, папа, брат и я — жила тогда под Ворошиловградом в поселке Малая Вергунка. С первых дней войны начались сильные бомбежки центра города, железнодорожного узла, паровозостроительного завода. Несмотря на бомбежки, нас, старшеклассников, сразу мобилизовали на оборонительные работы: копать противотанковые рвы. Ширина их была 6 метров, глубина — 3-4 метра. Копали лопатами землю, с глубины вытаскивали на носилках. Когда немцы подошли к городу и начали бомбить, нас отпустили.
Началась паника, магазины продовольственные закрылись, народ пошел искать, чем кормить семью. В июле прошла косовица, мы с 13-летним братом вставали в 4-5 утра, брали сумки и шли за 2-4 километра в поля собирать колоски. Срочно началась эвакуация детей, больных.
Город практически опустел. В один из дней послышались крики: немцы, немцы! Наша улица была на самой окраине. И вот с запада по дороге в сторону Миллерово показалась колонна. Во главе — легковая машина, за ней не меньше десятка мотоциклов с люльками. В них — по три немца с автоматами. Видим: в конце улицы проходит в центре офицер, по бокам — солдаты с автоматами. Люди стояли у своих дворов в страшном ожидании. Один из немцев кричит: «Партизан есть?» Ответили: «Нет». «Курка есть, яйка есть?» Кто-то от страха вынес яйца. Они увидели на одном их домов голубей, выстрелили, заставили подобрать, взяли с собой, развернулись и уехали. Вот так началась оккупация. С ней страх, голод, по деревням пошли беженцы из города.
Наш папа сделал телегу с деревянным ящиком где-то полтора на метр двадцать — легкую, вместительную. На нее сложили все пожитки и двинулись на родину в Кашарский район (180 км от Луганска).
Это был август 1942 года. По пути с нами шел народ, да так много, что, как говорится, ни конца ни краю не видно. Кто с мешками, с детскими колясками, на велосипедах, а кто и так, с легкой поклажей.
За неделю мы добрались в хутор Ново-Калиновка в хату наших предков, оставленную в 1930 году, когда их как кулаков репрессировали в Сибирь, где наши деды и остались на вечный покой. Давно заброшенная хата была полуразрушенной. А впереди — зима.
В 1942-м, сразу после оккупации, немцы с полицаями пошли по дворам и стали уводить молодежь (и не только) и отправлять в Германию. Я сбежала к дяде, и он меня спрятал. К нему никто не заходил, так как детей у него не было, а он был инвалидом.
В январе 1943-го, числа десятого, с вечера началась стрельба трассирующими пулями. Наша хата была крыта соломой, мы всей семьей вышли на улицу, боясь, что можем сгореть. Все чаще стали слышны орудийные выстрелы, полетели самолеты.
На грунтовой дороге, что шла по берегу реки, показались машины с немцами. А рядом по бездорожью ехали какие-то обозы — груженые телеги, кибитки, навьюченные лошади. Оказалось, это румыны и итальянцы бежали из Сталинграда. Наша хата стояла на бугру, и нам хорошо все было видно.
Основная масса отступающих шла по трассе Кашары-Миллерово, вот тут и были страшные бои. Но уже к 17 января город был освобожден, об этом люди быстро узнали. Сколько же было радости!
1945 год, День Победы. Вы не представляете состояние людей в этот день! Были крики радости, слезы, незнакомые обнимали друг друга. Все бежали в центр города к горкому партии (он находился в здании, где сейчас музыкальная школа). Руководство города с балкона выступило с поздравлениями. Было много участников войны. Митинг продолжался долго, никто не хотел расходиться.
